admin

Слово Собака и названия народов

Названия народов или племен достаточно часто происходят от имени первопредка или какого-то легендарного правителя. Так без сомнения название узбеки, происходит от имени хана Узбека. Само же имя некоторые исследователи возводят к названию собаки. Также как имя хана Кончака например, и многих других. Кроме ногайцев, известны из китайских хроник Собаки-Жуны (Цюань Жуны). Название Бурят от Бури (волк). О семантическом единстве собаки-волка говорить смысла нет после работ В.В. Иванова. Пес как предок известен повсеместно.


А.П. Окладников, обнаруживший захоронения собак в Забайкалье, в комплексах глазковского и китойского времени, писал, что культ собаки имеет по этнографии 2 аспекта: первый имеет отношение к мифологии эпохи материнского рода (пес-предок) и второй — "собаке принадлежало важное место в погребальном культе как водительнице умерших, особенно новорожденных и маленьких детей ... в страну мертвых" (Окладников, 1955. — С. 302). С.В.


Для более поздних памятников в Сибири, мнение, что собака являлась проводником и защитником умершего, разделяют Л.Л. Викторова и С.В. Данилов. Л.Л. Викторова в статье, посвященной ранним формам религии киданей, рассматривая предков киданей — племена ухуань и сяньби, основываясь на письменных источниках, сообщает, что в погребальных обрядах этих племен особая роль принадлежала собаке. Именно собака была у них проводником души покойного в загробный мир, она приобщала душу умершего к его ранее ушедшим в "тот мир" на гору Чишань духам предков (Викторова, 1974. — С. 264).
С.В. Данилов рассматривает захоронения собак, часто встречающиеся в хуннских комплексах Монголии и Забайкалья и приходит к выводу, что собака являлась проводником души умершего человека. При этом он опирается на вышеупомянутую работу Л.Л. Викторовой (Данилов, 1983. — С. 110).


Эту же психопомпную функцию собаки на материалах погребального обряда Древней Руси конца IX — начала XI веков выделяет Ю.Э. Жарнов.


Выделенный А.П. Окладниковым на археологических материалах Восточной Сибири тотемический аспект культа собаки, поддерживается археологами с меньшей уверенностью. Вслед за ним З.А. Абрамова. В.Е. Ларичев и Е. Ф. Седякина считают, что захоронения собак в хозяйственных ямах и на культовых местах (Ленковка, Усть-Белая, Калашникова Падь и др.) связаны с культом зверя и тотемистическими представлениями (Абрамова, Ларичев, Седякина, 1960. — С. 10). Так же и А.В. Новиков, предполагает, что это может быть каким-то обрядовым действием, отражающим тотемические представления (Новиков, 1995. — С. 63-71).
Интересен образ Сэнмурва, который, на первый взгляд к теме не относится. Но все не так просто. Сэнмурв в древних текстах описывается вместе с носителями доброго начала.

Плодородие на всей земле обеспечивается ниспадающими с дождем семенами, опавшими со священного дерева благодаря Сэнмурву. В изобразительном искусстве элементы собачьей породы Сэнмурва нашли более широкое и конкретное выражение, чем в тексте Бундехеша. Большинство сохранившихся изображений Сэнмурва относится к сасанидской торевтике (Тревер, 1933. — С. 293-328). При этом Сэнмурв «не одинок».


В хакасских сказках присутствует образ чудесной собаки, вылупившейся из яйца турпана. От этой охотничьей собаки не может уйти ни одно живое существо. В сказке прямо не говорится, что эта собака по имени Хубай-Хус — крылатая. Но это возможное предположение (Катанов, 1963. — С. 104-105; Коре Сарыг на буланом коне, 1974).


Семантике мифологического образа Хубай-Хус посвятил специальное исследование М.И. Боргояков. Он разбирает этимологию слова Хубай и связывает его с божеством Саяно-Алтайских тюрок — "Матерью Умай", обитающей на небесах и охраняющая младенцев. Другое значение термина Умай — мифическая птица, которая гнездится в воздухе. М.И. Боргояков считает, что в тагарскую эпоху образ собако-птицы широко бытовал на обширных просторах Евразии (Боргояков, 1980. — С. 272-276). Связь Умай и Сэнмурва проявляется в их функциональной сущности — это крылатые существа, связанные с плодородием на Земле.
Образ Умай в таком же контексте рассмотрен Д.В. Черемисиным, который указывает на дуализм этого образа. Д.В. Черемисин не сомневается в связи образа богини Умай и крылатой собаки Хубай (Черемисин, 1997. — С. 31-43).


У киргизов слово к"умай означает так же "снежного грифа" или "сказочную собаку", от которой никакой зверь не может спастись и рождена она от хищной птицы грифа. Чудесный пес Кумайык, рожденный от птицы — верный спутник киргизских эпических героев Манаса и Семетея. Здесь уместно вспомнить историю породы собак, которые в Европе получили название грифонов. По поводу этого названия есть предположения, что оно произошло от греческого названия мифического зверя. Но дело в том, что грифоны происходят от охотничьих собак Тибета, которые назывались "Greiffs". Это подсоколиная собака — то есть собака, которая используется на охоте вместе с ловчими птицами.

Надо полагать, что от такой пары охотников, действительно, не уйдет никакая дичь. Так же любопытна информация, приведенная Л.П. Сабанеевым, что собак "грифов" держат тибетские рудокопы (Сабанеев, 1986. — C. 247), невольно напрашивается сравнение с фразой Геродота о стерегущих золото грифах. Л.П. Сабанеев относит грифонов к щетинистым брудастым легавым и указывает на их качества: выносливость, ум, понятливость, смелость, крепкое здоровье, упрямство, злобность, чрезмерная горячность. Привезенные в Европу Людовиком IX грифоны достигали в холке высоты более 70 сантиметров. Это очень большие собаки.


Собака, от которой никакой зверь не может уйти, известна и в греческой мифологии. Это Лайлапс — медная собака, изготовленная и оживленная Гефестом для Зевса. Лайлапс была выпушена Кефалом против чудовищной Тевмесской лисицы. Было предопределено, что никакая дичь не уйдет от собаки, но также было предопределено, что никто не догонит лисицу. Парадоксальная ситуация была разрешена Зевсом, который превратил их обеих в созвездие (Гусейнов, 1991. — C. 309). Здесь не указано, что собака имела крылья, но она превращена в созвездие, что имеет явную связь с эсхатологическим сюжетом небесной охоты.
Рождается от птицы (орла или ворона) в грузинских легендах чудесная охотничья собака Курша, в два прыжка догоняющая туров (Грузинские народные предания, 1973. — С. 58-59). Курша, или по другим вариантам, рожденный от орла черный пес Гошия пытается освободить своего хозяина Амирани, навечно закованного в цепи (Амираниани, 1975. — С. 180; Бардавелидзе, 1957. — С. 52). Очень интересно здесь то, что Амирани эсхатологический герой — если он вырвется из своих цепей, то разрушит мир.


Эсхатологическая роль не является редкостью для образа собаки в мифологии. Так в скандинавских сагах, говорится о неизбежности крушения мира, когда сорвется с привязи пес Гарм (Гармр) (Старшая Эдда, 1975. — С. 187)


Вообще, в мифах разных народов Евразии, образ собаки представлен очень широко. Опубликовано немало исследований, посвященных раскрытию сакрального содержания этого образа. В первую очередь следует назвать работу В.Ф. Миллера, опубликованную в 1876 г. Это фундаментальная работа, в которой обширно цитируются главы Авесты, касающиеся собаки. Рассматривается образ собаки Сарамы из Ригведы, а так же приводятся свидетельства того, что в религиях разных народов — греков, иранцев, египтян, германцев и др., собака либо была олицетворением загробного мира, либо была прочно с ним связана. Это такие образы как греческий Кербер, иранские собаки, стерегущие мост Чинват, египетский Анубис, собаки индийского бога смерти Ямы, германские собаки норн, определяющих линию судьбы людей. Собаки видят духов, невидимых людям (Миллер, 1876. — С. 287-324).


Тотемическую роль собаки (как и других животных) подчеркивает З.П. Соколова в научно-популярной книге "Культ животных в религиях", хотя она описывает так же сюжеты оборотничества и приводит примеры из мифологии о связи собаки с подземным миром (Соколова, 1972).


Очень большое внимание уделено образу собаки в мифологии в исследованиях В.В. Иванова. Это такие работы как "Древнебалканский и общеиндоевропейский текст мифа о Герое — убийце Пса и евразийские параллели", "Реконструкция индоевропейских слов и текстов, отражающих культ волка", "К балкано-балто-славяно-кавказским параллелям", а также фундаментальное исследование, совместное с Т.В. Гамкрелидзе — "Индоевропейский язык и индоевропейцы".

Работы В.В. Иванова лингвистические и носят характер реконструкций текстов и этимологический анализ имен и терминов, позволяющий осветить древние мифологические представления, которые не сохранились ни в литературе, ни в народной памяти. Его реконструкции хорошо аргументированы и очень убедительны. В.В. Иванов обосновывает, что в ритуально-мифологической практике названия "волк" и "собака" могут отождествляться.

А в некоторых индоевропейских диалектах эти животные обозначаются одним названием. Волки, сопровождающие божество (Одина у германцев или Святого Георгия в Грузии) называются его собаками. Обосновывая семантическое единство собаки и волка, В.В. Иванов рассматривает мотив оборотничества, при котором "волком" становится человек, убивший человека и ставший по этой причине изгоем, а так же отправившийся в поход воин или вождь боевой дружины. Воинов сравнивают с волками или псами. Автор говорит о культе волка и собаки, которые очень тесно между собой переплетены. О культе бога войны, который является "волчьим" богом и ему в жертву приносят собак.

Рассматриваются и космогонические мифы, в которых собака выступает как эсхатологическое существо — эти мифы рассматриваются в комплексе с героическими преданиями о предках-царях, победивших в единоборстве чудовищного пса (этот мотив сравнивается со змееборчеством). (Иванов, 1975. — С. 399-408; Иванов, 1977а. — С. 181-213; Иванов, 1977б. — С. 152-165; Гамкрелидзе, Иванов, 1984. — Т. 1-2).